Путешествие в некоторые отдаленные страны мысли и - Страница 33

– Оба вы негодяи, и пусть судит вас бог! – воскликнул негодующий Свифт и немедленно покинул резиденцию лорда Беркли.

А назавтра по всему Дублину гуляло свирепое сатирическое стихотворение, посвященное лорду Беркли и его секретарю, за которым последовало через несколько дней новое – еще более свирепое. Автора не трудно было угадать; дружески-шуточные стихи, писавшиеся Свифтом за время короткого его пребывания у лорда Беркли, показали, как владеет Свифт рифмой. Впрочем, Свифт не скрывал своего авторства, вернее, своей мести.

И она возымела неожиданные результаты. И лорд Беркли и его секретарь поняли, что они столкнулись с человеком особого склада, владеющим оружием, им неведомым. Свифт умел внушать людям страх, лорду Беркли пришлось убедиться в этом первому. И через короткое время Свифт получил назначение, правда далеко не блестящее: должность приходского священника в ларакорском и рэттбеганском приходах и пребенду в дублинском соборе. Все вместе это давало ему сравнительную независимость и около двухсот пятидесяти фунтов годового дохода.

В феврале 1700 года Свифт отправляется из Дублина в Ларакор. Первая его схватка с жизнью закончилась – это нужно запомнить – Ирландией, отступлением, так сказать, на ирландские позиции…

Свифт, Джонатан Свифт, как же это понять? Вы, автор великого произведения, непримиримый мыслитель, мастер иронии, срыватель масок, оказываетесь вдруг в роли вульгарного, жадного искателя выгодных мест, неудачливого льстеца, неумелого лицемера! Почему же не предпочли вы, отбросив эти мелкие унижения, так вам не идущие, жить с хлеба на воду где-нибудь в лондонском чердаке, не помышляя о карьере, но оставаясь самим собой? Нельзя предположить, что священническая деятельность как таковая вас привлекает, никак не видишь вас в роли «носителя христианского утешения», благочестивого сельского пастыря – куда же денете вы ваше неуемное бунтарство, ваш критический разум… Неужели сразу захватила вас инерция жизни, те самые «правила игры», на которые так обрушилась ваша сатирическая ярость? Так, значит, «Сказка бочки» – это все же только литература, еще одна книга, прибавленная к тем тысячам книг, что вы прочли?

Красноречиво и драматично ответил Свифт на эти вопросы – ответил всей своей трудной жизнью. Но и в этот период ответил он самому себе: если не на эти, то подобные вопросы, если не прямо, то косвенно, ответил пустячком, крохотным сочиненьицем, озаглавленным

Размышления о палке метлы

«Вот одинокая палка – бесславно лежит она в заброшенном углу, а я знал ее, когда цвела она в лесу; была она полной соков, украшена листьями и ветвями. Но ныне тщетно пытается суетное умение человека соревноваться с природой, привязывая пук отцветших побегов к туловищу без соков: это лишь насмешка над тем, что было, – вот оно перед нами, дерево, перевернутое ветвями к земле, корнем вверх.

И в руках у неряшливой прислуги обречена она на скучно-грязную работу – вычищать мусор, оставаясь по капризной игре судьбы пыльной; а затем, изношенная трудами горничных, она либо выбрасывается за дверь, либо обрекается на последнее унижение – на службу кочерги. И, увидев ее, я вздохнул и промолвил: воистину, человек – это палка от метлы! Сильным и алчным послала его в мир природа, был он цветущим, и украшали его пышные кудри. Но топор излишеств отсек зеленые побеги, оставив ему сохнущий ствол, тогда бежит он под защиту уменья своего и надевает парик, набивая себе цену этим обилием противоестественных, напудренных волос, никогда не росших на голове его. О, если эта палка от метлы появилась пред нами, тщеславясь березовыми побегами, рожденными не ею, покрытая пылью, подметенной в комнате прекрасной дамы, как мы смеялись бы над ней, как презирали бы ее тщеславие… Как пристрастные судьи – судим мы наши достоинства и недостатки наших ближних! Но, скажете вы, не символ ли дерева, стоящего на голове своей, – палка от метлы; и я скажу – а что есть человек, если не создание, перевернутое вниз головою, животные свойства которого в борьбе одолевают разумные, макушка которого пребывает во прахе – месте для ног! И вот, однако, забыв об ошибках своих, стремится он быть могучим реформатором, тщится искоренить все зло, устранить все обиды, выскрести всю грязь, скопившуюся в природе, извлечь на свет потаенные пороки, поднять облако пыли и там, где ее не было прежде. Но ведь те самые скверны, что хочет он вымести, – глубоко они залегли в нем самом! И последние дни свои проводит он в рабстве у женщин – так часто самых недостойных, до тех пор, когда, истертый дотла, он выбрасывается подобно брату своему венику за дверь или служит для поддержки огня, согревающего других…»

Шутка? Пародия? Да, отчасти.

В 1703 году Свифт, бывший тогда в Лондоне, часто посещал леди Беркли; с мужем ее он уже успел помириться. А отношения его с миледи были превосходны, и он охотно читал ей вслух – Свифт любил читать вслух, – в частности сборник светских проповедей, «Благочестивых размышлений» Роберта Бойля. И однажды, принеся с собой книгу Бойля, он сообщил, что прочтет только что найденное им «Размышление о метле». Миледи несколько удивилась странному названию, но приготовилась слушать. И когда он кончил чтение...

– Однако, доктор Свифт, это как-то и похоже на Бойля и очень не похоже… И мне кажется, что это очень грустное и очень неблагочестивое рассуждение!

Свифт улыбнулся. Да, это и похоже и не похоже на пресные, тягучие и пошлые размышления светского проповедника-ханжи. А когда он ушел, оставив как бы случайно открытую книгу на столе, и миледи взглянула в книгу, она увидела вклеенный в книгу лист, исписанный знакомым почерком Свифта. Это и было «Размышление о палке метлы».