Путешествие в некоторые отдаленные страны мысли и - Страница 63

Герцог, грузный, еле передвигавшийся на своих опухших, подагрических ногах, с лиловыми мешками под мутными, старческими, но все еще злобными глазами, кашляя и отплевываясь, выбрасывал ненавидящие слова:

– Я вам говорю, Эберкорн: это духовное лицо – величайший безбожник во всем королевстве, во всем христианском мире; он околдовал этого пьяницу и труса Харли, он справляет дьявольский шабаш с этим распутником Сент-Джоном, он издевается над всеми нами, аристократами крови…

Эберкорн согласно кивал головой. Он жалел о своих двухстах гинеях, но не мог не подумать: недаром так бесится развалина Ноттингэм – ведь весь Лондон повторяет свирепо сатирические стихи по его адресу, написанные Свифтом…

Свифт справляет пир! Праздник жизни, мощное и великолепное цветение ее… Весело пировать; но не растет ли готовящийся за дверью счет, счет, что будет предъявлен великолепной иллюзии от имени суровой реальности…

К концу 1709 года война Англии, Голландии и Австрии против Франции – она вошла в учебники истории под названием «война за испанское наследство», – длившаяся уже восемь лет и протекавшая благоприятно для союзников, застопорилась, завязла. Бленгейм, Рамильи, Уденарде! Три страшных удара было нанесено французским армиям, побледнел, подернулся туманом ореол французского оружия – и вся Европа с удивлением и восторгом повторяла имя трехкратного победителя, верховного главнокомандующего всеми союзными армиями, английского полководца Джона Черчилля, герцога Мальборо; французский национальный гений своеобразно отомстил победителю, превратив его в Мальбрука из знаменитой песенки, оставшейся в веках.

А затем последовало, уже на французской территории, кровавое сражение при Мальплаке. Около тридцати тысяч с обеих сторон осталось на кровавом поле – французская армия не считала себя разбитой, марш английской армии был приостановлен. Но кровавое сражение оказалось просто ненужным. Еще до этой битвы дипломатия Людовика XIV нащупывала почву для соглашения, идя полностью навстречу требованиям и интересам Англии.

В начале века денежные люди из Сити, промышленники, купцы и банкиры и в первую очередь производители и торговцы знаменитой английской шерстью – основой английской экономической мощи – поняли, что Франция ведет глубоко заложенный подкоп под Англию, ощутили зловещую французскую угрозу. Угроза возникла в тот момент, когда внук Людовика Филипп Бурбон занял в результате сложных подземных интриг освободившийся испанский трон. «Нет больше Пиренеев!» – это хвастливое восклицание Людовика быстро перелетело Ла-Манш и посеяло панику в переулках Сити… «Нет больше Пиренеев» – это означало установление фактической власти Франции на Пиренейском полуострове и вытеснение английских товаров – прежде всего шерсти – с заокеанских рынков. «Франция, будучи госпожой Испании, станет распоряжаться торговлей и сокровищами Вест-Индии…» – говорилось в одном из современных памфлетов. Но ведь это значит, что символический «мешок с шерстью», на котором восседал и по сей день восседает в палате лордов английский лорд-канцлер, превратится в мешок с грязным тряпьем!

Но мало того: по смерти Вильгельма Людовик XIV, продолжая политику всей своей жизни, отказался признать Анну законной английской королевой, заявив, что всеми силами он будет поддерживать домогательства на английский престол сына изгнанного Якова II Стюарта, католика, находившегося при его дворе, известного под кличкой «претендент». Английский парламент в ответ объявил «претендента» вне закона, закрепив права наследования после Анны за протестантской антифранцузской ганноверской династией. В результате этих событий и началась в 1702 году «война за испанское наследство»; с большим основанием ее можно было бы назвать войной за «вигское наследство»; партия вигов защищала этой войной полученные ею в наследство от Стюартов блага.

Политико-экономические цели войны были уже осуществлены. Уже нанесен сокрушительный удар военной гегемонии Франции на материке; уже не находится под угрозой независимость Голландии; уже заявляет Людовик, что он торжественно признает Анну законной королевой и отказывается от дальнейшей поддержки «претендента». Соглашается Франция и на срытие укреплений Дюнкирхена – пистолета, направленного в сердце Англии; а имевшаяся в виду уступка Англии Майорки и Гибралтарской крепости знаменует начало новой эры европейской политики, отмеченной преобладанием Англии в Средиземном море.

И если отвоевано так много, теряет свое значение вопрос, будет ли находиться на испанском троне Филипп Бурбон или Карл Габсбургский.

И однако война продолжалась. В чьих же, однако, интересах? Это нетрудно было разглядеть. В Европе настаивали на продолжении войны узкодинастические интересы Габсбургов. А в Англии? В эти годы впервые в истории был применен Англией капиталистический метод финансирования войны могучим финансовым учреждением – Английским банком – при помощи биржи. За несколько лет войны государственный долг Англии возрос с четырнадцати до пятидесяти миллионов фунтов; в руках небольшой группы «денежных людей» из Сити сконцентрировались облигации долга, приносившие солидный обеспеченный доход. Но кроме того, бешено и бесстыдно наживалась кучка спекулянтов и банкиров на поставках на войну. А во главе этой кучки стоял сам Джон Черчилль, герцог Мальборо.

Был он человеком очень талантливым и очень откровенным; известен его афоризм: «Я полагаю, что гораздо приятнее возбуждать зависть, чем жалость!» К концу войны стал он богатейшим человеком в Европе – он наживался на каждой солдатской подметке, каждом куске свинины, бросавшемся в походный котел, каждой выпущенной во врага пуле. Вместе с португальским банкиром Соломоном Медина сумел благородный герцог осуществить грандиозную систему «налогового обложения» войны: с каждого фунта стерлингов, затраченного на военные нужды, определенный процент шел в пользу герцога и банкира. И помимо всего «благодарная нация» наградила его за фландрские победы великолепным лондонским дворцом, именуемым Бленгейм Хаус.